Liebster — значит самый любимый

Удивительно, как некоторые люди оправдывают свои фамилии. Несмотря на множество тяжелых испытаний, вся жизнь Макса Либстера словно соткана из любви. 

Как отзывались о нём те, кто его знал, Макса невозможно было не любить, потому что он всегда был для окружающих источником любви и доброты. Когда я читала его биографическую книгу «В горниле ужаса», то была восхищена, как Макс проявлял эти качества даже в отчаянных обстоятельствах.

К 13 годам мальчик развил сильную веру, такую же, как у его отца, и тщательно готовился к своей бар-мицве (ритуал достижения совершеннолетия в иудаизме).

После школы родители отправили сына в более крупный город Фирнхайм к племянникам, чтобы он смог самостоятельно содержать себя. Макс начал работать в магазине своих двоюродных братьев, когда ему было 14 лет. В доме братьев у него появилась своя комната на чердаке, что очень обрадовало Макса, у которого раньше из своего была только кровать. Также братья оплатили его обучение на декоратора витрин. После окончания учебы он продолжил работать у них в магазине.

С первым Свидетелем Макс познакомился во время пути в Заксенхаузен.
Вот как он описывает эту встречу в своей книге:

Охранник СС извергал потоки грязной брани. Он затолкал меня в тюремный поезд с камерами, рассчитанными на двух заключенных каждая. Поглядывая направо и налево в глазки камер, пинками погнал по центральному проходу. Наконец, взбешенный эсэсовец отыскал в конце поезда свободное место. Открыв камеру, он рявкнул: «Вонючий еврей! Из лагеря ты живым не выйдешь!». Я получил сильный удар, и судьба моя была определена!

Влетев в камеру, я упал на какого-то человека. Я отпрянул назад, ожидая новой брани, но взамен увидел блеснувшие мягкой улыбкой глаза. Меня ошеломили не сами его слова, но то, как он со мной заговорил. Больше четырех месяцев я не слышал ни одного доброго слова. Я был унижен и почти убит мыслью о том, что ждет меня впереди. А этот человек, казалось, ничем не был встревожен. Как мог он спокойной сидеть в этой камере? Должно быть, подумал я, он не понимает, куда мы направляемся. Но он же немец. Уж он-то должен знать, что ждет нас в лагерях. Должно быть, он намеренно закрывает глаза на реальность. Однако спокойствие моего сокамерника, поначалу столь меня озадачившее, каким-то образом вселяло бодрость. Его добродушие, словно целительный елей, пролилось на мои раны…

В Нойенгамме Макса распределили в барак к Свидетелям Иеговы. Он увидел, как сильно отличались Свидетели от других заключенных в быту, в взаимоотношениях друг с другом и окружающими. Они всегда оказывали ему и другим узникам духовную и физическую поддержку без тени предубеждений.

Вытянувшись по стойке «смирно», 30 молодых немецких евреев внимательно слушали разглагольствования их нового хозяина. Из его слов мы сразу поняли, что работа нас ожидает непосильная. «Отправьте этих евреев в барак Bibelforscher, — презрительно выкрикнул комендант. — Бог-то у них все равно один!» И тут мое застывшее сердце мгновенно обдало теплой волной.

Войдя в барак, мы разинули рты от изумления. Чистота здесь царила неправдоподобная. На нарах лежали набитые лузгой матрасы, по одному на каждого. Какая это роскошь — вытянуться во весь рост и поворачиваться с боку на бок, когда тебе вздумается! Мы снова могли ощутить себя людьми — пусть хотя бы на нарах. Нам больше не придется делить набитый соломой мешок с больными, умирающими и мертвыми…

Время от времени в наш барак заявлялся с внезапной инспекцией эсэсовец. Мы вскакивали и замирали по стойке «смирно», дожидаясь, когда он рявкнет: «Weitermachen!» («Продолжать работу!»). Причину, позволяющую нас наказать, найти ему удавалось редко. И не оттого, что ему этого не хотелось. Просто Bibelforscher считали, что исполнение лагерных правил — их христианский долг. Меня немного удивляло то, что, с одной стороны, они исполняют эти правила до точки, даже когда за ними никто не наблюдает. А с другой, если они решают, что какое-то правило противоречит Божьему закону, то ведут себя как упрямые дети и отказываются ему подчиниться. А ведь это было делом не шуточным! Эсэсовцы угрожали им, мучили их, а то и убивали. Но никакие надругательства не могли заставить этих людей пойти на компромисс…

Как же удалось им столько лет продержаться в лагере, если эсэсовцы прилагали неимоверные усилия, чтобы сломить их? У некоторых из них были номера, состоявшие всего из трех цифр — признак того, что это «старые узники», репрессированные одними из первых. На соседних с моими нарах лежал обладатель лилового треугольника, попавший в тюрьму, а там и в лагерь, еще в 1934 году. Некоторые находились в Нойенгамме чуть ли не со дня его создания…

Люди с лиловыми треугольниками, такие, как Август Дикманн, готовы были отдать свои жизни, чтобы не участвовать в сумасшествии войны. И чем лучше я узнавал этих людей, тем больше видел логики в их поступках. Они казались мне образцами того, как должен вести себя цивилизованный человек.

В книге Макс также рассказал о двух людях, оказавших ему помощь, которые не были Свидетелями.

Одним из них был охранник СС из Буна, подлагеря Освенцема, концлагеря на оккупированной территории Польши.

Как-то раз один из охранников СС обратил внимание на мой акцент. Мы с ним оказались родом из одной земли Германии. Он был родом из Мангейма, а это совсем недалеко от Фирнхайма. И теперь он при каждой возможности перебрасывался со мной парой слов, хотя лагерные правила запрещали любые разговоры охранников с заключенными на обычные темы. Но внутреннее смятение, которое понемногу охватывало этого человека, подтолкнуло его к тому, чтобы перебросить мост через пропасть, разделявшую Ubermenschen (сверхчеловеков) и Untermenschen (недочеловеков). Он и сам был своеобразным узником. Еще юношей он впитал идеологию великой Германии. Потом этот юноша вырос, стал сильным, красивым мужчиной, облачился в мундир эсэсовского воина, обязанного хранить безусловную верность клятве, которую он принес своему Мессии, Фюреру. В первые годы он почти и не понимал, какие требования предъявит ему его Спаситель. Теперь же, когда «непобедимая» немецкая армия терпела одно поражение за другим, он видел, что конец близок. «Я чувствую себя пассажиром сорвавшегося с тормозов и летящего под уклон поезда, — жаловался он мне — Поезд разобьется, тут и сомневаться не приходится. Но если я попытаюсь спрыгнуть, меня расстреляют. У тебя, Макс, больше шансов уцелеть, чем у меня». Взгляд его был бесконечно печальным…

Еще один впечатляющий отрывок:

По мере того, как Советская армия приближалась к Германии, эсэсовец из Мангейма все чаще искал встреч со мной. Он смотрел, как я отмываю его брюки от свежих пятен крови, и изливал мне свои страхи. Держаться ему помогали только спиртное и женщины. Когда же хмель проходил, этот красивый и сильный «сверхчеловек» падал духом и рыдал, как ребенок. Я жалел это несчастное существо, которое когда-то лежало в колыбели невинным младенцем, а выросло в ожесточенного хищника. Теперь он, наконец, понял, что значит, думая о будущем, испытывать смертельный страх. Эти проблески разума среди царящей внутри него сумятицы напоминали мне об удивительных беседах между мной и «лиловыми треугольниками», беседах, в которых шла речь о существовании зла…

Этот охранник несколько раз помог Максу избежать смерти от голода и газовой камеры.

Вторым, кто помог Максу в Бухенвальде, был заключенный-коммунист из его родного города. Обладая привилегиями в лагере, этот заключенный смог перевести Макса из барака, в котором ему грозила смерть от тифа. Позже он предупредил Макса о предстоящем массовом расстреле заключенных-евреев и Макс с еще одним евреем смог спрятаться.

Но именно встречи Макса с «лиловыми треугольниками» в лагерях Заксенхаузен, Нойенгамме, Освенцим и Бухенвальд давали ему физические и моральные силы выжить. Они неоднократно рисковали своей жизнью, чтобы дать ему еду и кров, а главное, они вселили в него надежду и помогли перенести ужасы заключения.

Находясь в заточении, я узнал, что любовь сильнее ненависти. Сила духа узников — Свидетелей Иеговы убедила меня, что их вера основывается на Библии, и я сам стал Свидетелем.

Макс Либстер крестился как Свидетель в Бухенвальде сразу после освобождения в 1945 году.

Жизнь после войны

Затем Либстеры переехали во Французские Альпы, чтобы ухаживать за родителями Симон. Все это время они активно делились своей верой с людьми, продолжая служить специальными пионерами. Они внесли свой вклад в образовании как минимум двух собраний в Экс-ле-Бене.

В 1990-х они стали принимать активное участие в мероприятиях против забвения ужасов нацизма.

К маю 1995 года была подготовлена выставка, посвященная 50-й годовщине освобождения Европы от фашизма. Либстеры, в составе международной группы живых свидетелей нацизма, посещали концлагеря, ставшие мемориалами.

К сожалению, эмоциональное потрясение Макса, который снова оказался в местах заключения в Бухенвальде и Заксенхаузене, было настолько велико, что несколько недель спустя у него случился сердечный приступ.

Оправившись от болезни Макс в сентябре 1995 года принял участие в памятной программе, проводившейся американским Мемориальным музеем Холокоста под девизом: «Мы должны свидетельствовать во имя мертвых и живых».

Почему в возрасте 80 лет Макс Либстер вместе с женой начал ездить по многим странам, рассказывая свою историю? Он объясняет: «Людей, переживших нацизм, становится все меньше, и я полон еще большей, чем прежде, решимостью облечь события истории в слова и донести их до человеческих сердец, дабы память об этих событиях не затушевалась и не стерлась… И пусть другие черпают силу в знании того, что надежда способна победить отчаяние».

Фонд Арнольд-Либстер

В 2002 году Симон и Макс основали «Фонд Арнольд-Либстер» — неполитическую и некоммерческую организацию, которая стремится сохранить память о жертвах фашистской диктатуры и религиозных преследований. 

18 ноября 2004 года 89-летний Макс Либстер стал почетным гражданином своего родного городка Райхенбах, который к этому времени превратился в район города Лаутерталь (Оденвальд).

Мэр города Юрген Кальтвассер, впечатленный знакомством с Максом, отметил: «Этот человек излучает доброту и надежду, несмотря на душераздирающую историю его жизни. Он олицетворяет собой истинный дух примирения, а не обвинения».

Стойкость, вера, христианская любовь Макса и Симон Либстер неоднократно ставились в пример в публикациях Свидетелей Иеговы и различных СМИ.

Их жизнь — реальное доказательство того, что применение библейского принципа: «Пусть никто никому не воздаёт злом за зло, но всегда стремитесь делать добро друг другу и всем остальным» (1Фессалоникийцам 5:15) помогает стать счастливыми даже тем людям, чьи судьбы были искалечены войной и преследованиями.

В концлагере Макс доверил свою жизнь Богу Иегове, имя которого читал с детства в Писании, но боялся произносить из-за человеческих традиций. Еврей по рождению, иудей по воспитанию, гонимый так называемыми «христианами», но откликнувшийся на любовь настоящих христиан, он стал ревностным последователем Христа.

Макс умер в 2008 году, дожив до 93 лет. И даже после смерти он продолжает быть верным СВИДЕТЕЛЕМ ИЕГОВЫ!

Вам может быть интересно:

Если они умолкнут, то камни закричат

Как появилась книга с биографиями Арнольдов

Истинная любовь без границ

О войне, политическом нейтралитете и преследованиях Свидетелей Иеговы в нацистской Германии